***
То был нелёгкий путь. В самом деле, долгий и запутанный, как и говорил мне Оуэн. Хаотичные блуждания в бескрайнем неярком пространстве, среди чуть прозрачных деревьев, цветов и животных, среди таких же матово стеклянных людей, то недвижимых, то беседующих друг с другом, то скитающихся, как и я. Все мыслимые пейзажи, кроме солнечных, все возможные оттенки кожи, цветá глаз, голосá, покрои костюмов… Я не заводил с ними бесед и не особенно приглядывался к ним, так как каждый раз угадывал, что это не те, кого я ищу. Лишь одно я отметил: как много в этом мире маленьких детей и младенцев, непривычно много – гораздо больше, чем взрослых. Некоторые из них плакали, но чаще они играли между собой, иногда и со старшими. Их чуть приглушённый, как все звуки здесь, смех преследовал меня почти беспрерывно.
«Если бы Она поцеловала меня в нашу первую встречу, - подумалось мне, - я бы тоже сейчас был среди них».
Сколько я ни вглядывался в окружающее меня, ничто не говорило мне о Её царствовании здесь, даже о Её пребывании. Чёрные Ангелы, правда, попадались, но их бесстрастно-отрешённый вид как-то не поощрял к общению с ними. И всё же я то и дело обращался к ним с вопросами, пока не убедился, что не получу от них ни только ответа, но и простого взгляда. Однако я не позволял себе отчаяться: вечность – достаточный срок, чтобы совершить невозможное.
Я старался не задумываться о том, что буду делать, когда отыщу Элизабет или кого-то из её семьи – эта встреча вряд ли могла быть приятной. Но пока это было единственное, что я мог сделать, и…
- Ты!! – полный ярости и боли низкий мужской голос заставил меня обернуться. Да, он не назвал моего имени, и я был не единственным в обозримом пространстве, но всё же каким-то звериным чутьём я уловил, что этот возглас обращён ко мне.
Глубокий старик с усталыми, но при этом строгими глазами, огромной лысиной и такими пышными усами и бакенбардами, что казалось, все волосы с верхней части его головы переместились на нижнюю, в трауре, опирающийся на трость…
«Нашёл! – подумал я. – Вернее, нашли меня».
- Каждый из нас тут «я», - произнёс я вслух. – Но если из всех «я» Ваше Императорское Величество выделяет именно мою скромную персону, то весьма польщён таким вниманием.
читать дальше
- Ты!! – повторил он, задыхаясь, и на этот раз его услышал не только я. Ещё несколько следовавших мимо полутеней обернулось и посмотрело на нас с жадным любопытством – совсем как живые люди, охочие до скандалов и сплетен.
Я хотел было дать знак Францу Иосифу не поднимать шума при праздных чужаках, но, похоже, императору сейчас не было дела ни до кого, кроме меня. Вслед за этим «ты!!» в меня полетела трость, так что я едва успел присесть, чтобы она пронеслась над моей макушкой, не задев меня самого, но всё же сбив шляпу. Кто-то из остановившихся присвистнул. Я понял, что искреннего разговора не получится, и решил по-прежнему корчить из себя шута, хотя на самом деле не мог не сочувствовать овдовевшему по моей вине человеку.
Поэтому я усмехнулся и как можно звонче воскликнул:
- Не попали, Ваше Величество! А ещё говорят, что точность – вежливость королей… Впрочем, какова вежливость, такова и точность.
- Ах ты, дрянное ничтожество! – возопил он, обретая дар речи. – Шутки изволишь шутить?!
Он шагнул ко мне, и так как я счёл недостойным бежать, без труда схватил меня за ухо и с неожиданной силой дёрнул за него так, что мне пришлось собрать всю свою волю, чтобы не взвыть. Но оказалось, что наше столкновение привлекло к себе внимание не только посторонних.
- Я знал, отец! Я знал, что кто-нибудь из нас непременно отыщет его! – донёсся до меня молодой мужской голос, звучный и пылкий. – Но не мог и представить, что он не будет пытаться скрыться, - прозвучало затем с величайшим презрением.
- А теперь не скроется при всём желании, - мрачно произнёс император и заломил мне руку назад, хотя я стоял совершенно спокойно и даже не стал оборачиваться на приближающегося Рудольфа.
- Оригинальная манера знакомиться в вашем семействе, - хмыкнул я. – Я ожидал большей утончённости, чем эти полицейские приёмы, знаете ли.
Едва я это договорил, как передо мной обрисовалась стройная фигура в белом мундире, и узкая рука взметнулась к моему лицу… но внезапно так же резко опустилась.
- Нет, не желаю пачкать руки о вас, - вымолвил Рудольф. – Вы…
У него перехватило дыхание, и он умолк. Зато заговорил Франц Иосиф.
- Да, полицейские приёмы. Иного ты не достоин: ты лично и все остальные смутьяны и ниспровергатели. А что я удерживаю своими руками – так здесь мне не полагается слуг и подданных. Но ведь о таком именно мире ты и мечтал, не так ли?
- Карательные меры чужды мне, - встрепенулся кронпринц. – Но в данном случае вы правы, отец. Каждый человек заслуживает уважительного обращения, но это не человек.
С этими словами он тоже схватил меня за ухо и, потянув за него, заставил меня посмотреть ему прямо в глаза. В отличие от отца, он оказался совсем не таким, каким я представлял его. Его черты были твёрже и, несомненно, красивее, чем на портретах, глаза – темнее и ярче, взгляд их – горячей и прямее. Я невольно залюбовался им, но вскоре опомнился, что молчать в моём положении лучше не стоит.
- Удивительное единство во мнениях! – усмехнулся я. – Такое бы вам при жизни.
Глаза кронпринца вспыхнули ещё сильнее.
- Зло не может не быть отвратительным для честного человека, - произнёс он с нажимом на слово «честного», явно намекая на мою непорядочность. – А зло, совершённое по отношению к женщине, отвратительно вдвойне.
- Я не причинял зла той женщине, о которой вы говорите, - ответил я уже серьёзно.
Пальцы Рудольфа, сжимавшие моё ухо, дрогнули, по лицу пробежала тень.
- Вы убили её! Вы её убили!
- Не вам упрекать меня в убийстве женщины, мой милый принц, - не удержался я. – Во-первых… но не буду об этом. Во-вторых, потому что к тому времени вы давно уже были здесь, а значит, должны были бы радоваться возможности оказаться с ней в одном мире.
- Вы сам дьявол.., - прошептал он, вглядываясь в меня. – Вы дьявол.
- Да полно вам!
Он встряхнул меня, дёрнув за ухо.
- Не смейте так говорить со мною! Не смейте!.. О, если бы я мог вызвать вас на дуэль, убить, уничтожить, стереть из обоих миров и из людской памяти! Как мне восстановить справедливость, как отомстить вам здесь? Я не знаю, не знаю, не знаю!..
- Не знаете? Ну так спросите у Смерти! – подсказал я, готовый воспользоваться самой неловкой ситуацией, чтобы выяснить хоть что-то о Ней.
- Непременно! – ответил он. – Как только нам посчастливится встретиться, я непременно спрошу! А пока…
С этими словами он снова резко встряхнул меня, и я тоскливо подумал, что даже при жизни моим бедным ушам столько не доставалось.
«Интересно, я уже могу считать это адскими муками, или нет?» - добавил я про себя, готовясь к худшему.
- Отпустите его! – вдруг послышался далеко позади нас женский голос, нежный и одновременно требовательный. – Двое против одного! Как это низко!
Рудольф вздрогнул, кровь отлила у него от лица, однако он и не подумал разжимать пальцы. Император же, наоборот, побагровел и ещё сильней сдавил моё ухо. Я попытался обернуться на этот спасительный голос, но оба продолжали держать меня в буквальном смысле слова мёртвой хваткой.
Вслед за этим я различил стремительно приближающийся топот копыт, и ещё более решительный возглас:
- Франц! Рудольф! Вы слышите меня? Сию минуту!
- Но матушка.., - начал было кронпринц в изумлении.
- Сисси! – с ноткой уязвлённого достоинства возразил император.
Вслед за тем стук копыт на мгновение замер, а после всадница, уже не так поспешно, объехала нас и остановилась прямо передо мной – знакомая и едва узнаваемая, гораздо более яркая и прекрасная, чем в моих снах, и уж, конечно, гораздо более юная и свежая, чем та похожая на увядающий цветок женщина, чьё лицо я едва успел рассмотреть тогда в Женеве. Элизабет!
Тонкая и гибкая, она чуть откинулась в седле, придерживая великолепного гнедого жеребца, и словно сияла на его тёмной спине, облачённая в белые ткани, больше подходящие для свадебного платья, чем для амазонки. Голова её была покрыта только тяжёлой короной из кос, и я впервые по-настоящему заглянул ей в лицо – ясное, гармоничное, тронутое лёгким румянцем. Казалось, ей не больше двадцати или двадцати двух лет, и столь же молодым был и её голос.
- Бедный юноша! Ему же больно! – упрекнула она. – Ну, отпустите же!
- Бедный юноша! – заворчал Франц Иосиф. – Как ты можешь так говорить об этом опаснейшем чудовище, без чести, без души, без сердца!
- Мой Бог, Франц! Как может этот молодой человек быть для кого-нибудь опасным в здешнем мире? – произнесла она так, словно разговаривала с несмышлёным ребёнком.
- Но матушка, - с горячностью подхватил Рудольф, – ты, наверно, даже не подозреваешь, кто сейчас стоит перед тобой, осознав, наконец, что он совершил, и онемев от низости собственного поступка!
Элизабет чуть нахмурила брови:
- Не горячись, сын. Не говори о том, чего до конца не знаешь… Конечно, я подозреваю, вернее, абсолютно уверена в этом юноше… Но довольно! Будь любезен помочь мне спуститься.
Кронпринц вздохнул, но был вынужден отпустить моё пылающее ухо и помочь матери спешиться. Император помедлил, но всё же разжал пальцы, и я, наконец, получил свободу. Впрочем, я был так растерян, что и в самом деле онемел и окаменел – конечно же, не от мук совести, но от полной неожиданности и странности происходящего.
Элизабет подошла ко мне. Она была высокой – выше, чем я – и двигалась легко и при этом с величавой плавностью.
- Здравствуйте! – произнесла она мягко, ничуть не смущённая моим молчанием и затем неожиданно приветливо улыбнулась. – Удивительно, вы помогли решиться моей судьбе, но мы с вами даже не были знакомы… Что ж, пора исправить эту оплошность. Вы ведь Луиджи Лукени, не так ли?
- К вашим услугам, - ответил я немного севшим голосом и поклонился – вежливо, но насколько мог шутливо. – Рад видеть Ваше Императорское Величество в добром здравии, - добавил я побойчее, но в глубине души опасаясь, что эта фраза прозвучит двусмысленно и дерзко.
За моей спиной заскрежетали зубами, однако Элизабет весело рассмеялась:
- Благодарю вас, никогда в жизни не чувствовала себя лучше!.. Но только прошу вас, никаких титулов. В посмертном мире они не имеют значения. Вполне достаточно имени. Элизабет, - и она протянула мне руку.
Я машинально поцеловал её – не вполне осознавая, что делаю – и, распрямившись, встретил изумлённый взгляд Элизабет.
- О! – произнесла она тихо. – Я полагала, что анархисты не целуют женщинам рук.
- Вы больше, чем женщина, - возразил я.
- Какой милый юноша! - воскликнула она, обращаясь то ли к самой себе, то ли к своим близким.
- У этого мерзавца отлично подвешен язык, - клокочущим от ярости голосом произнёс Франц Иосиф.
- О да! – взглянула на него Элизабет. – Но дело не в языке.
Затем она вновь повернулась ко мне.
– Я знала, что вы остроумны, но не предполагала, что… Позвольте на вас посмотреть… - Она лёгким жестом отвела мои рассыпавшиеся кудри со лба. - Так вот вы какой!
- Какой?
- Совсем не такой, каким я вас представляла... Знаете, от ваших рук не стыдно умереть.
- Сисси, прошу тебя! Я не могу это слышать.
- Франц, твои предубеждения мешают тебе понять...
- Сисси!.. Он тебя убил! Он радовался твоей смерти!
- Конечно же, радовался, - подтвердила она. - Я тоже радовалась.
Сзади снова раздался скрежет зубов. Моя защитница вздохнула.
- Луиджи, пойдёмте со мной. Я хотела с вами поговорить, но при свидетелях это невозможно.
- Вот как? С удовольствием, - ответил я, - ведь я тоже хотел вас кое о чём спросить и давно ищу вас.
Франц Иосиф. Исторический (за год до смерти)...
...и 1 из такарадзучных (Минору Ко, 1997)
Рудольф. Исторический...
... и 1 из такарадзучных (Макото Цубаса, мюзикл "Эфемерная любовь", 1999)
Рудольф нетипичный, но как раз такой, как нужно мне)
Элизабет верхом
У вас такие яркие, живые описания, прямо-таки картины, нарисованные словами! И характеры здорово обрисованы. А ещё отдельно спасибо за сам факт встречи Лукенни со всей габсбургской троицей, я уже давно задавалась вопросом, как бы это могло быть, и ваш вариант - очень убедительный!
А можно вопрос? Почему Франц, в отличие от супруги, и здесь выглядит стариком? Это от самоощущения каждого человека зависит?
Вопрос - конечно, можно, сколько угодно!
Да, от самоощущения)) Поэтому Элизабет молода и в белом, Рудольф красивее, чем был при жизни, и сам Луиджи производит впечатление юноши, хотя прожил он 37 лет, да и тюрьма никого не красит.
Все бы так писали, что видят!))
Интересно, а попавшие туда дети могут стать взрослее, если себя таковыми почувствуют? или они так и остаются на том уровне, как когда попали в Посмертие?
А что кайзер старый - так я списала на то, что он умер в старости. Рудольф, застрелившийся в зрелом возрасте, тут тоже показан молодым)
Вэлли В., да, могут) Там ведь тоже своеобразная жизнь не жизнь, но тоже развитие.
[Змея], а что Луиджи ещё остаётся делать?
Кайзер - тут ещё в дело в том, что он здесь ещё бОльший новичок, чем Лукени (умер позже на 6 лет), он после смерти не успел ни адаптироваться, ни восстановиться. Другое дело - Элизабет и Рудольф.
Ваши с Akage посты в сообществе видела, попозже отвечу.
И уже начинаешь его представлять живым человеком, а не схематичным персонажем))
Карнавальные Сисси и Франц